А безобразники-амуры хохочут в уши...
Почти эротические стихи Саши Чёрного
Устарелый
Китти, кис, сними же шляпку,
Распуши свою косу,
Я возьму тебя в охапку,
На кушетку понесу...
Лжет Кузьмин и лжет Каменский,
Арцыбашев и Бальмонт –
Чист и нежен взор твой женский
Как апрельский горизонт.
Демон страсти спрятал рожки. Я гляжу в твои уста, Глажу маленькие ножки... Но любовь моя чиста.
Если ж что-нибудь случится (В этом деле – кто пророк?) – Пусть мой котик не стыдится И не смотрит в потолок.
Об одном прошу немало Со слезами на глазах: Не описывай финала Ни в рассказах, ни в стихах!
***
Квартирант сидит на чемодане.
Груды книжек покрывают пол.
Злые стёкла свищут: эй, осёл!
Квартирант копается в кармане,
Вынимает стертый четвертак,
Ключ, сургуч, копейку и пятак.
За окном стена в сырых узорах,
Сотни ржавых труб вонзились в высоту.
А в Крыму миндаль уже в цвету...
Вешний ветер закрутился в шторах
И не может выбраться никак.
Квартирант пропьет свой четвертак!
Так пропьет, что небу станет жарко.
Стекла вымыты. Опять тоска и тишь.
Фёкла, Фёкла, что же ты молчишь?
Будь хоть ты решительной и яркой:
Подойти, возьми его за чуб
И ожги огнем весенних губ...
Квартирант и Фёкла на диване.
О, какой торжественный момент!
- Ты – народ, а я – интеллигент, -
Говорит он ей среди лобзаний.
- Наконец-то здесь, сейчас, вдвоем,
Я тебя, а ты меня – поймём...
Она была поэтесса,
Поэтесса бальзаковских лет.
А он был просто повеса-
Курчавый и пылкий брюнет.
Повеса пришел к поэтессе,
В полумраке дышали духи,
На софе, как в торжественной мессе,
Поэтесса гнусила стихи:
«О, сумей огнедышащей лаской
Всколыхнуть мою сонную страсть.
К пене бёдер за алой подвязкой
Ты не бойся устами припасть!..
Я свежа, как дыханье левкоя...
О, сплетем же истомности тел!»
Продолжение было такое,
Что курчавый брюнет покраснел.
Покраснел, но оправился быстро
И подумал: была не была!
Здесь не думские речи министра,
Не слова здесь нужны, а дела...
И с несдержанной силой кентавра
Поэтессу повеса привлёк.
Но визгливо-вульгарное: «Мавра!!»
Охладило кипучий поток.
Простите... – вскочил он. – Вы сами...
Но в глазах ея холод и честь:
«Вы смели к порядочной даме,
Как дворник, с объятьями лезть?!»
Вот чинная Мавра. И задом
Уходит испуганный гость.
В передней растерянным взглядом
Он долго искал свою трость...
С лицом белее магнезии
Шел с лестницы пылкий брюнет:
Не понял он новой поэзии
Поэтессы бальзаковских лет!
***
Крутя рембрантовской фигурой,
Она по берегу идет.
Сижу, расстроенный и хмурый,
А безобразники-амуры
Хохочут в уши: идиот!
Её лицо белее репы,
У ней трагичные глаза...
Зачем меня каприз нелепый
Завлек в любовные вертепы-
Увы, не смыслю ни аза!
Она жена, - и муж в отлучке.
При ней четыре рамоли*,
По одному подходят к ручке,
Я, непричастный к этой кучке,
Томлюсь, как барка на мели...
О, лоботряс! Еще недавно
Я дерзко женщин презирал,
Не раз вставал в борьбе неравной,
Но здесь, на даче, слишком явно –
Я пал, я пал, я низко пал!
Она зовет меня глазами...
Презреть ли глупый ритуал?
А вдруг она, как в модной драме,
Всплеснет атласными руками
И крикнет: Хлыщ! щенок! нахал!
Но пусть... Хочу узнать воочью:
«Люблю тебя и так, и сяк,
Люблю тебя и днем, и ночью...»
Потом прибегну к многоточью,
Чтоб мой источник не иссяк.
Крутя рембрантовской фигурой,
Она прошла, как злая
рысь...
И, молчаливый и понурый,
Стою на месте, а амуры
Хохочут в уши: обернись!
* рамоли (от французского) - расслабленный, физически или умственно неполноценный
