Исходящий вопль, возвышенная натура, немытый "иностранец"...
«Крокодил», 1927 год, №14
Неисправимые
Председатель: Товарищи! У меня в списке значатся 78
делегаций, желающих приветствовать отмену приветствий. Кто еще не записался –
прошу записываться.
Ни родиться
Ни учиться,
Ни жениться,
Ни трудиться,
Ни болеть,
Ни хорониться, -
Без бумажки не годится!
В канцелярский аппарат
Крепко верит бюрократ,
И приходится мириться –
Рад – не рад!
В жизни царствует бумажка, -
Хоть стучи об стенку лбом, -
До чего же, братцы, тяжко
Быть бумажкиным рабом, -
Быть рабом чернильной скверны,
В учреждениях торчать!..
С подлинным верно:
Подпись и печать.
Вас. Лебедев-Кумач
"Возвышенная" натура
- Почему же он вас бросил?
- А видите ли... я собираюсь стать матерью. А он такой
чистюля, такой аккуратный. Все эти пеленки, соски – всё это не для него! Он выше этого!
Получка
(у заводских ворот)
Всё понятно без лишних слов...
Иностранец
- Урываев? – вскричал Луковкин, - ты?!
- А то кто же? Понятно, я. Ну-ка, веди в свою берлогу. Я,
брат, к тебе с ночевкой. Семья в Ленинграде, а я сегодня утром прикатил из-за
границы. Пухтрестом был командирован...
Ввалившись в комнату, Урываев огляделся и, швыряя шляпу и пальто на диван, укоризненно
покачал головой:
- Эка ты, братец ты мой... Даже вешалки у тебя в комнате
нет. Что за неряшливость!
- Вешалка в передней...
- Это в коммунальной-то квартире? Благодарю покорно. Еще
пальто сопрут. Не было случаев, говоришь? Будут!
Гость развалился в кресле, закурил папиросу, и вдруг
расхохотался:
- А как же это ты меня не узнал? Здорово я изменился?
- Как тебя узнаешь... – усмехнулся хозяин. – Усы сбрил.
Опять же этот костюм... Краги... Чистый иностранец!
- Меня в Москве везде принимают за иностранца, -
самодовольно заметил гость. – Еще бы! За два месяца пребывания за границей приобщился,
так сказать, и я к культуре. И здесь даже как-то неловко себя чувствую. Там –
чистота, аккуратность, а тут азиатчиной попахивает. Сегодня, например, еду в
трамвае, а напротив сидит какой-то субъект в кепке и поплевывает. Нет, нет, - и
плюнет. Я не вытерпел. Как вам не стыдно, говорю, плевать! Если уж не можете
удержаться, плевали бы в носовой платок.
А он только посмеивается.
- А если я дома платок забыл? – говорит.
И мне так противно стало, ты и представить себе не можешь. Плюнул
я и вышел на первой же остановке.
Урываев замолчал, потянул потухшую папиросу, огляделся и
поморщился.
- Вот и ты, Луковкин. Ты, брат, извини... Хоть сам
некурящий, а пепельницу завести следовало бы. Ведь гости у тебя курящие бывают.
- Собираюсь купить давно, да всё забываю, - смущенно
отозвался хозяин. – Вон там, в углу, плевательница...
- Ладно уж, обойдемся как-нибудь, - добродушно сказал гость,
тыча окурок в блюдечко с недопитым чаем. – А пепельницу ты заведи. Не на пол же
окурки бросать. Пора и нам подтянуться и
ликвидировать неряшливость и разгильдяйство всерьез и надолго.
Хозяин подавленно молчал и виновато моргал глазами. Гость
почесался под пиджаком и продолжал:
- А обращение за границей! В ресторанах на лицах лакеев
такая готовность услужить, что даже приятно становится. Кажется, вымажь ему
рожу горчицей – он и глазом не моргнет. Ценят посетителей! Не то, что у нас
работнички из Нарпита. И на улицах только и слышишь – пардон да мерси. Народу до
чёрта, а толкотни нет. А у нас в Москве шагу нельзя ступить – затолкают,
дьяволы. Азия, форменная Азия! Иду сегодня по Кузнецкому, - какая-то толстая
баба в каракуле налетела сзади и чуть с ног не свалила. Постой, думаю, я тебе,
стерве, покажу. Пропустил её, наддал ходу – и прямо локтем ей в бок. – Пардон,
- говорю, а она даже охнула от боли, хе-хе-хе!
Он помолчал и сладко, с повизгиванием, зевнул.
- Знаешь что, Луковкин, устал я с дороги, как собака. Поваляться,
что ли, до ужина?
- Ложись пока на диван, - предложил хозяин.
- Нет, брат, я на постели поваляюсь. Диван у тебя жестковат,
а я в Берлине к перинам привык. Перины там замечательные. Ляжешь – и утонешь.
Благодать!
Урываев снял пиджак, жилет, под которым обнаружилась порыжевшая
от пота и грязи сорочка, и криво усмехнулся.
- Что смотришь? Белье не свежее? Там, брат, за границей всё
хорошо, а бань нет. В ваннах ихних только грязь по телу размажешь. Терпеть не
могу. Так больше двух месяцев и не мылся. И техника там разная, и культура, а
до бань не додумались, сволочи. А в баню на днях сходить придется.
Он поскреб ногтями грудь под сорочкой, зевнул, и, не снимая
ботинок, повалился на жалобно крякнувшую кровать.
Кое-что о снижении цен
По форме правильно... а по существу издевательство
Правильно! У нас также: скидка и кидать - слова однокоренные