Винтажный чемоданчик: Раб бумажки и другие приколы

Раб бумажки и другие приколы

«Крокодил», 1927 год, №14

Неисправимые

Председатель: Товарищи! У меня в списке значатся 78 делегаций, желающих приветствовать отмену приветствий. Кто еще не записался – прошу записываться.

Ни родиться

Ни учиться,

Ни жениться,

Ни трудиться,

Ни болеть,

Ни хорониться, -

Без бумажки не годится!

В канцелярский аппарат

Крепко верит бюрократ,

И приходится мириться –

Рад – не рад!

В жизни царствует бумажка, -

Хоть стучи об стенку лбом, -

До чего же, братцы, тяжко

Быть бумажкиным рабом, -

Быть рабом чернильной скверны,

В учреждениях торчать!..

С подлинным верно:

Подпись и печать.

Вас. Лебедев-Кумач

"Возвышенная" натура

- Почему же он вас бросил?

- А видите ли... я собираюсь стать матерью. А он такой чистюля, такой аккуратный. Все эти пеленки, соски – всё это не для него! Он выше этого!

Получка

(у заводских ворот)

Всё понятно без лишних слов...

Иностранец

- Урываев? – вскричал Луковкин, - ты?!

- А то кто же? Понятно, я. Ну-ка, веди в свою берлогу. Я, брат, к тебе с ночевкой. Семья в Ленинграде, а я сегодня утром прикатил из-за границы. Пухтрестом был командирован...

Ввалившись в комнату, Урываев огляделся и, швыряя шляпу и пальто на диван, укоризненно покачал головой:

- Эка ты, братец ты мой... Даже вешалки у тебя в комнате нет. Что за неряшливость!

- Вешалка в передней...

- Это в коммунальной-то квартире? Благодарю покорно. Еще пальто сопрут. Не было случаев, говоришь? Будут!

Гость развалился в кресле, закурил папиросу, и вдруг расхохотался:

- А как же это ты меня не узнал? Здорово я изменился?

- Как тебя узнаешь... – усмехнулся хозяин. – Усы сбрил. Опять же этот костюм... Краги... Чистый иностранец!

- Меня в Москве везде принимают за иностранца, - самодовольно заметил гость. – Еще бы! За два месяца пребывания за границей приобщился, так сказать, и я к культуре. И здесь даже как-то неловко себя чувствую. Там – чистота, аккуратность, а тут азиатчиной попахивает. Сегодня, например, еду в трамвае, а напротив сидит какой-то субъект в кепке и поплевывает. Нет, нет, - и плюнет. Я не вытерпел. Как вам не стыдно, говорю, плевать! Если уж не можете удержаться, плевали бы в носовой платок.

А он только посмеивается.

- А если я дома платок забыл? – говорит.

И мне так противно стало, ты и представить себе не можешь. Плюнул я и вышел на первой же остановке.

Урываев замолчал, потянул потухшую папиросу, огляделся и поморщился.

- Вот и ты, Луковкин. Ты, брат, извини... Хоть сам некурящий, а пепельницу завести следовало бы. Ведь гости у тебя курящие бывают.

- Собираюсь купить давно, да всё забываю, - смущенно отозвался хозяин. – Вон там, в углу, плевательница...

- Ладно уж, обойдемся как-нибудь, - добродушно сказал гость, тыча окурок в блюдечко с недопитым чаем. – А пепельницу ты заведи. Не на пол же окурки бросать. Пора и нам подтянуться и ликвидировать неряшливость и разгильдяйство всерьез и надолго.

Хозяин подавленно молчал и виновато моргал глазами. Гость почесался под пиджаком и продолжал:

- А обращение за границей! В ресторанах на лицах лакеев такая готовность услужить, что даже приятно становится. Кажется, вымажь ему рожу горчицей – он и глазом не моргнет. Ценят посетителей! Не то, что у нас работнички из Нарпита. И на улицах только и слышишь – пардон да мерси. Народу до чёрта, а толкотни нет. А у нас в Москве шагу нельзя ступить – затолкают, дьяволы. Азия, форменная Азия! Иду сегодня по Кузнецкому, - какая-то толстая баба в каракуле налетела сзади и чуть с ног не свалила. Постой, думаю, я тебе, стерве, покажу. Пропустил её, наддал ходу – и прямо локтем ей в бок. – Пардон, - говорю, а она даже охнула от боли, хе-хе-хе!

Он помолчал и сладко, с повизгиванием, зевнул.

- Знаешь что, Луковкин, устал я с дороги, как собака. Поваляться, что ли, до ужина?

- Ложись пока на диван, - предложил хозяин.

- Нет, брат, я на постели поваляюсь. Диван у тебя жестковат, а я в Берлине к перинам привык. Перины там замечательные. Ляжешь – и утонешь. Благодать!

Урываев снял пиджак, жилет, под которым обнаружилась порыжевшая от пота и грязи сорочка, и криво усмехнулся.

- Что смотришь? Белье не свежее? Там, брат, за границей всё хорошо, а бань нет. В ваннах ихних только грязь по телу размажешь. Терпеть не могу. Так больше двух месяцев и не мылся. И техника там разная, и культура, а до бань не додумались, сволочи. А в баню на днях сходить придется.

Он поскреб ногтями грудь под сорочкой, зевнул, и, не снимая ботинок, повалился на жалобно крякнувшую кровать.